А. С. Пушкин - Сказка о мертвой царевне и семи богатырях
Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: гг.
Тип записи: моно
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия
А. С. Пушкин - Сказка о мертвой царевне и семи богатырях
Музыка В. Агафонникова
Режиссер В. Михайловский
Читает ВЕРА Марецкая
Камерный ансамбль, Дирижер В. Агафонников
ЗВУКОРЕЖИССЕР П. КОНДРАШИН.
РЕДАКТОР М. БУТЫРСКАЯ.
ХУДОЖНИК Н. ЛИТВИНОВА
Среди других сказок, созданных великим русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным (а всего их написано пять), «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» занимает особое место. Она как бы стоит посредине. И по времени написания (1833 год, Болдино), и по глубинному смыслу, в ней заключенному.
Она, может быть, не так популярна, как, скажем, веселая «Сказка о попе и работнике его Балде» или «Сказка о рыбаке и рыбке», вошедшая в фольклор. Она проще по сюжету, чем трогательно-наивная «Сказка о царе Салтане», в которой чудеса на каждом шагу, или философско-сатирическая «Сказка о золотом петушке».
Но в ней, пожалуй, как ни в какой другой из пушкинских сказок, речь идет о другом волшебстве, о другом могуществе, чем козни какого-нибудь Кощея или бабы Яги... Тут по существу истинно волшебного, колдовского чародейства и нет. Конечно, это сказка. И поэтому в ней есть и говорящее зеркальце, и дающие советы королевичу Елисею стихии природы, и чудесный богатырский терем в чаще глухого леса, и традиционная присказка: «Я там был; мед, пиво пил — да усы лишь обмочил».
Но давайте-ка подумаем: разве любящая царица, которая умерла в начале сказки «от восхищенья», от любви, едва дождавшись своего возвратившегося из долгих странствий супруга, которому родила дочь, — разве она, если бы была волшебницей, не сумела бы остаться в живых? Или королевич Елисей, если бы у него были скатерти-самобранки, ковры-самолеты да шапки-невидимки, так долго странствовал бы по свету в поисках исчезнувшей Царевны? А, отыскав ее наконец, разве стал бы так горевать, если бы знал какое-нибудь волшебное слово, способное оживить его невесту? А ведь в других сказках все было иначе...
Стоило Гвидону чего-нибудь захотеть, как его желание исполнялось. Стоило старику пойти на берег моря да кликнуть золотую рыбку — и тут же его сварливая старуха получала все, чего бы ни пожелала...
А вот в «Сказке о мертвой царевне» ничего подобного нет. Тут, пожалуй, единственная чародейка — злая, завистливая царица. Да и ту никакие громы небесные не настигали — сама, «от тоски», не выдержав тяжести своей злобы, умерла... Это тихая, неторжественная, очень печальная и добрая сказка. Это скорее лирическая повесть в стихах, поэма о силе любви, всемогущей, все преодолевающей, спасающей. Это рассказ о «кротком нраве», о красоте чувства, о преданности и верности, побеждающих саму смерть.
Здесь все любят, кроме царицы-мачехи. Любят царь и царица-мать, любят Царевна и королевич Елисей, даже Чернавка поначалу отпустила Царевну живой, даже пес из любви и преданности нарочно проглотил отравленное яблоко. Любят Царевну все семеро могучих и добрых богатырей. Любит и автор своих чудесных героев. Он как бы любуется ими. Потому так насмешлив и резок его голос, когда он высмеивает вертящуюся перед зеркальцем самовлюбленную царицу (вот уж действительно кто любит только себя!). Потому так смягчается и теплеет тон повествователя, когда он останавливает свой взгляд на тихой прелестной Царевне. И потому интонации его неспешного рассказа становятся напевно-ласковыми (совсем как у крестьян, от которых он записал некоторые мотивы для своей сказки-поэмы), как только речь заходит о кротком нраве расцветающей «втихомолку» красавицы. И дело тут даже не в красоте Царевны, о которой так настойчиво твердит волшебное зеркальце. Пушкину гораздо важнее, чтобы мы поняли: никакая красота не заменит душевного благородства. И в этом- то: в торжествующем, хотя и совсем не громком, утверждении всесильной мощи человеческой душевной красоты, в непоказном превосходстве сердечной верности, внутреннего изящества над шумным хвастовством самовлюбленной и пустой «румяности», — как раз и состоит самая чудесная и самая правдивая тайна пушкинской сказки...
Народная артистка СССР Вера Петровна Марецкая, которая читает «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях», так рассказывает о своем отношении к пушкинским сказкам, о своем понимании их смысла: «Не любить Пушкина нельзя. Творчество его в народе — это целый хор голосов,, многоголосый, восхищенный, произносящий строки великого поэта, как свои, как народные... Сейчас я попробовала осуществить свою давнюю мечту. Я ведь давно, очень давно хотела это сделать. Но... не смела. Вернее, боялась прикоснуться. Это поймет каждый. Никто, вероятно, не может в совершенстве записать их на радиопленку. Я старалась, как могла, в меру своей любви, восхищения, очарованности... Ну а если уж говорить об этой любви, то меня Пушкин каждый раз потрясает своей брызжущей жизнерадостностью, необычайным обилием жизненных сил, необозримой добротой. Это непередаваемое ощущение. Моя мечта — доставить слушателю радость общения с этим волшебным источником фантазии, чтобы он с головой окунулся в бурный океан пушкинских образов, мыслей, пушкинской доброты...»
М. Бабаева
