Андрей Головин - Простые песни, кантата. Элегия для виолончели соло

Андрей Головин - Простые песни, кантата. Элегия для виолончели соло

Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: гг.
Тип записи: стерео
Оборотов в мин.: 33
Состояние(диск/конверт): очень хорошее/ отличное
Производство: Россия
Фирма: Russian Disc

Сторона 1
ПРОСТЫЕ ПЕСНИ
кантата на стихи Н.Рубцова для меццо-сопрано, баса, фортепиано и камерного оркестра
1. Душа хранит — 5.38
2. У сгнившей лесной избушки — 4.15
3. В горнице
4. У размытой дороги
Интерлюдия
5. Журавли

Сторона 2
6. Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны — 9.24
7. В глуши — 3.20
Наталия Бурнашева, меццо-сопрано Михаил Крутиков, бас Андрей Головин, фортепиано Московский камерный оркестр Дирижер Игорь Жуков

ЭЛЕГИЯ для виолончели соло — 6.12
Александр Рудин

Звукорежиссеры: И.Вепринцев, Е.Бунеева
Редактор Л.Абелян
Оформление художника В.Байкова
На лицевой стороне конверта: В.Юкин. В гости

Андрей Иванович Головин родился в 1950 году в Москве. В 1976 году окончил Московскую государственную консерваторию по классу композиции профессора Е.К. Голубева, в 1979 году — аспирантуру. Среди сочинений, принесших ему широкую известность как у нас в стране, так и за рубежом, и исполнявшихся такими прекрасными музыкантами, как Ю. Башмет, В. Яглинг, А.Рудин, М. Мунтян, И.Жуков и его камерный оркестр, Квартет имени С.Прокофьева, — Симфония (1986), Концерт-симфония для альта и виолончели с оркестром (1976), Концертная симфония для альта и фортепиано с оркестром (1981), Поэма для скрипки с оркестром (1977), Музыка для струнных (1988), Струнный квартет (1982), Sonata breve для альта и фортепиано (1979), Элегия для виолончели соло (1980), две пьесы — «Портрет» и «Пейзаж» — для флейты и фортепиано (1981), кантата на стихи Н.Рубцова «Простые песни» (1988), музыка к спектаклям Театра имени Вахтангова и Нового драматического театра, к кинофильмам, к телесериалу «Этот фантастический мир».
Для своей авторской пластинки Андрей Головин выбрал два сочинения: кантату «Простые песни» и «Элегию» для виолончели соло. Эти произведения разделены дистанцией почти в десятилетие и вместе с тем обозначают то главное, неизменное, что проходит красной нитью через все творчество композитора.
«Любимый жанр русского искусства — элегия — необычайно близок композитору, но элегическое в его сочинениях нередко перерастает в трагическое», — отмечала музыковед Г.Жданова. «Элегия» для виолончели соло, пожалуй, еще не несет трагического — она светла и диатонична. Но и в ней — тот же взгляд на мир, та же приверженность национальной традиции, что определенно и последовательно проявляется во всех сочинениях Головина. Общим с «Простыми песнями» является и то, что виолончель соло, как и многочисленные сольные эпизоды в кантате — это не столько знак выделенное™ и избранничества, сколько смысловое выражение и символ одиночества человека.
Новое в кантате, прежде всего, — само обращение к слову после многих крупных инструментальных сочинений (вернее, возвращение через полтора десятилетия), стремление прояснить в слове и высказать свое отношение к миру, назвать самое главное в нем: родину и дом, душу и божий храм, высокий свод небес и пролегший под ним радостный и нелегкий путь земного бытия. Отсюда точность выбора поэзии Николая Рубцова, которая отвечает душевному строю композитора, его направленности к простоте и главным ценностям жизни. Отсюда и известная созерцательность кантаты — следствие потребности остановиться, оглядеться, прислушаться к этому миру, проникнуться его нетленной красотой, гармонией и светом и уловить их отзвуки в своем сердце.
Кантата так и начинается. Она как бы вырастает из тишины, которая разлита вокруг. То ли птица поет в вышине, то ли жалейка рыдает в поле, то ли эхом отзывается лес или слышится «дивное пение детского хора»? Это душа человеческая, «которая хранит всю красоту былых времен», просто и естественно, как вздох, исторгла из глубин своих тихое признание в любви:
О, вид смиренный и родной!
Березы, избы по буграм
И, отраженный глубиной,
Как сон столетний,
Божий храм.
Самая трепетная и впечатлительная, гармонизующая и умиротворяющая — женская ипостась души человеческой замерла, очарованная исходящим из божьего храма спокойно льющимся сияньем. И когда разошлись лучи его в пространстве, вступает другой голос — всегда сомневающийся, размышляющий и вопрошающий, но здесь восторженно потрясенный открывшейся сутью соединенных божьим светом Земли и Неба:
О, Русь — великий звездочет!
Так и потечет в этом широком российском просторе, между небом и землей лироэпическое повествование кантаты — протянутся из конца в конец бытия «простые песни», осознание самых главных и неизменных координат человеческого существования. Так затеется, одолевая этот земной и небесный путь, нескончаемый диалог женской и мужской ипостасей души человеческой, то умиротворяясь в благостной тишине мирозданья и обыденных земных забот, то проникаясь высоким философским размышлением, трагизмом проходящей жизни и неразделенной радости созерцания нетленной красоты…
Лишь в центре кантаты («Интерлюдия») замолкнут вдруг голоса в бессловесной печали. Да и что скажешь, когда «плачу о том, что прошли мои лучшие годы»? Но вновь встрепенется душа, и потянутся в небе журавли, и помчится, одолевая пространства, таинственный всадник, наверстывая прошлое и заглядывая в будущее…
Отчизна и воля — останься, мое божество!
…«Простоте» песен отвечает весь строй сочинения, где гармония и красота рождаются из слияния человека с одухотворенным миром, где свет и высота—в слове, в тембре, в тесситуре, а многочисленные вторы возникают не как полифонические ухищрения, а как естественная созвучность и отклик всему сущему. В этой проникновенной отзывчивости, в открывшейся простоте и сложности мирозданья оставлено место для божественной тайны и нечаянной радости. А рядом неизбежный трагизм человеческого существования, постигаемый в сопряжении прошлого и будущего, вечного и преходящего, земного и небесного. Умиротворение и одиночество, радость и грусть…
Как рождались из тишины мирозданья первые одинокие отзвуки песни-плача-эха и первые исторгнутые из безмолвия слова приятия жизни, так все и завершается той же песней-плачем-эхом. Разве что теперь простая эта песня устало сходит из поднебесья на грешную землю…
Так заканчивается кантата, но не пластинка. Ее завершает «Элегия» для виолончели соло — своего рода аналог инструментальной интерлюдии кантаты и обращенный из прошлого в будущее ее светлый эпилог.
А. Тевосян