Ираклий Андроников - Искусство Ираклия Андроникова. Выпуск III. (Пластинка 1). Устные рассказы

Ираклий Андроников - Искусство Ираклия Андроникова. Выпуск III. (Пластинка 1). Устные рассказы

Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: 1946, 1947 гг.
Тип записи: моно
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия

Сторона 1
Беседа генерала Чанчибадзе с бойцами пополнения — 19.04
Трижды обиженный — 8.11

Сторона 2
Трижды обиженный — 24.04 (окончание)

Составитель Т. Алмазова.
Реставратор И. Скрынник.
Редактор Н. Кислова.
Художник Г. Старостина


АНДРОНИКОВ И ЕГО ТЕАТР
Сама его фамилия стала именем нарицательным. «В жанре Андроникова», «ну вот, как у Андроникова», «сделайте что-нибудь в духе Андроникова»... Сколько же этих и подобных фраз приходилось мне слышать в редакциях, издательствах, институтах, клубах, телестудиях и прочих местах, норой совсем неожиданных.
Андроников — явление культуры. В сущности, надо говорить о феномене Андроникова, ибо несколько поколений подпали под обаяние того, что он делает, оказались в сладостном плену его неповторимой личности. Могут сказать: так бывает, есть примеры... Да, конечно! Однако когда подобной магической властью обладает, скажем, выдающийся актер — это неудивительно. Но ведь здесь же перед нами не актер... А кто? Ученый, литературовед, историк, архивист, музыковед, мастер устного рассказа. Однако же, каждое это качество, взятое в отдельности, даже при очень высоком уровне работы как будто бы не сулит такой универсальной популярности.
Мне кажется, следует разобраться в слагаемых, составляющих этот феномен. Это надо сделать для того, чтобы понять секрет воздействия на нас и тех вещей, которые записаны на пластинки, и других «устных рассказов», телевизионных фильмов и радиопередач Ираклия Луарсабовича Андроникова. И, конечно, секрет воздействия его книг и статей.
Наш век — это век необъятной информации и ограниченных узких специальностей. Тем более в наше время живуче представление (мечтательное, со смешанным чувством зависти и восхищения) об эпохе универсальных, широких людей, об эпохе Ренессанса. Об особом характере жизнелюбия, присущего выдающимся людям той эпохи. Но опыт истории показывает, что подобный склад характера встречается и в другие времена, и в наше время. Мы сразу выделяем н отличаем этих людей, они словно дрожжи общества, от них исходит ток оптимизма, широты взгляда, легкости и блеска. Таким ренессансным характером обладает и Андроников. Здесь первооснова его обаяния, воздействия на окружающих.
Другая особенность его дара — дара принятия всего цветущего, лучшего, истинного, что есть в жизни, — это непрерывное, с юношеских лет идущее благоговейное отношение к культуре. Внутреннее убеждение в ее самоценности. С неутолимой жаждой приобщить к ней люден Андроников раскрывает в трудах своих, устных и письменных, идею преемственности культуры, показывает, как сознательно и подсознательно эту идею разделяли ее лучшие люди — творцы.
Истинная культура едина и неделима. От Андрея Рублева до Пикассо, от Руставели до Твардовского! И еще. Демократизм. Демократизм в крови Андроникова. Порожденный рафинированной культурой, воспитанием, складом личности. В демократизме — истоки его бурной деятельности. Дать выход своему таланту и страсти рассказывать он мог бы и в скромных, не массовых аудиториях. Но его миссия — просветительство. Он просветитель в самом прекрасном значении этого слова. И он ездит, выступает, рассказывает, втягивает в орбиту своих научных поисков сотни тысяч людей. Часы и месяцы проводит перед телекамерами, пишет сотни статей, участвует в сотнях радиопередач, он организует Всесоюзный пушкинский праздник поэзии и много лет является его бессменным председателем. Этот праздник на огромном лугу в Михайловском превратился во всенародную поэтическую мессу. От этого праздника пошли Некрасовский праздник в Карабихе, Блоковскпй в Шахматове, Лермонтовский в Тарханах. Пошла новыми волнами великая поэзия, соединяя миллионы людских сердец. Он десятки лет живет жизнью подвижника культуры, являя пример гигантской работоспособности. И когда он говорит н пишет, он стремится быть понятым как можно большим число людей.
И тут надо сказать об одном основополагающем принципе Андроникова. Доступность, массовость никогда не являются для него синонимом упрощения. Он противник этого. Он поднимает аудиторию до науки, до энциклопедических своих знаний. Его общедоступное литературоведение отнюдь не «занимательное литературоведение». Не копилка курьезов, не собрание анекдотов. Он собирает и передает нам не интересные сами по себе сюжеты, но судьбы людей литературы, да и вообще судьбы людей. А что может быть значительнее! И потому сообщаемые им сведения обладают какой-то магией, они застревают у нас в мозгу, отпечатываются в нашем сознании. А ведь здесь тончайшие наблюдения, новые гипотезы...
Таковы слагаемые. Но и это еще не все. Тут должен быть какой-то нерв, импульс, который все это запускает в ход, как разряд электрического тока запускает живое, но остановившееся сердце. Этот нерв есть. Музыка. Андроников — редкостно музыкальная натура. Не в том только смысле, что он любит и знает музыку, знает на память множество сложнейших симфонических произведений, что вместо простых песенных мелодий, которые каждый из нас мурлычет себе под нос, когда находится в добром расположении духа, он «мурлычет» сложнейшие места из симфоний Малера, Бетховена, Чайковского. Нет. А в том смысле, что ритмом, музыкальной интонацией, полифонией проникнуты н его устные рассказы, и серьезные литературоведческие работы. Музыка эта—стенограмма чувств, по прекрасному определению Льва Толстого, — пронизывает не только его слово, но само его поведение, пластику, его жест...
Таковы истоки знаменитых устных рассказов Андроникова. Они как бы верхушка пирамиды, стоящей на обширном и прочном фундаменте. Надводная часть айсберга. В этих истоках — коренное отличие устного творчества Андроникова от творчества мастеров художественного слова. На этой основе оп и создал своеобразный и уникальный свой театр. Но, разумеется, прежде всего используя совсем уж редкостный свой природный талант — показывать людей. Реальных людей. Когда-то, в его юности, когда он только начинал демонстрировать этот свой дар в кругу друзей, писателей, музыкантов, ученых, говорили, что у него талант имитации. То есть изображения, приближающегося
к копии. Действительно, когда слышишь, как Андроников изображает хорошо тебе знакомого человека, говорит «за него», не можешь отделаться от ощущения чуда. Потом, встречая этого человека, долго слышишь не его, а Андроникова, говорящего его голосом.
Но с годами, особенно когда Андроников вышел на большие аудитории, когда началась его телевизионная, а еще раньше радиоэра, стало ясно, что суть его искусства не в простом подражании, даже виртуозном. Имитации Андроникова основаны не на способности изображать внешность и манеру говорить другого человека — такой способностью (и даже в большей мере, нежели он) обладают некоторые эстрадные пародисты. Имитации Андроникова — следствие его способности думать за другого человека, и этот его талант уникален. Именно это обстоятельство сделало его рассказы долговечными. В самом деле, многие его «объекты», замечательные люди, которых оп «показывает», ушли из жизни. Огромные аудитории Андроникова не состоят из знакомых этих людей. Пришли другие поколения. Казалось, воздействие «показов» померкнет, уйдет. Случилось противоположное. Рассказы превратились в объективные исторические свидетельства о замечательных людях нашей страны. Они стали (потому что изначально ими и были) художественными произведениями особого современного жанра — устной литературы. Эта литература в эпоху радио и телевидения, звукозаписи и видеозаписи — полноправный н полноценный жанр. И теперь очевидно, что Андроников — один из основоположников этой литературы. Ее классик.
И вот здесь-то и возникает то явление искусства, которое с полным основанием можно назвать «театром Андроникова». Когда автор этих строк много лет назад обозначил этим именем радиопередачу, где комментировал звучавшие тут же рассказы Андроникова, то услышавший ее в больнице Корней Иванович Чуковский прислал оттуда письмо, в котором писал, что считает это обозначение точным выражением того, что делает на эстраде и радио Андроникова.
Писатель, читающий свои рассказы перед публикой, не новость. Прекрасно читал Гоголь, славился как чтец собственных произведений Достоевский, поражал чтением своих пьес Островский.
Андроников же сочиняет не на бумаге, а устно. Он сочиняет, рассказывая кому-то в первый раз. Потом обогащает рассказ в зависимости от впечатления
слушателей и своего замысла. Оснащает его подробностями, импровизирует, входя в образ, как я уже говорил, думая за свой персонаж. Через какое-то число исполнений рассказ закрепляется, хотя пространство для импровизации всегда остается. Даже в самых знаменитых, десятки лет исполняемых рассказах все время что-то добавляется, по-иному акцентируется. После многих лет исполнения рассказ может быть записан. И будучи записанным и напечатанным, он как раз и показывает, как изначально уже отрабатывается рассчитанная прежде всего на звучание фраза. Следует заметить, что магнетизм устной фразы присутствует и в письменных работах Андроникова, придавая им особую живость.
Вы услышите на этой пластинке два из самых популярных его устных рассказов и убедитесь, что это в самом деле целый театр.
...Иван Иванович Соллертинский. Ученый-энциклопедист становится персонажем своеобразной трагикомической пьесы («Трижды обиженный»). Вторым персонажем явился знаменитый дирижер Штидри. Драматургия с тройным переворачиванием сюжета, совершенно в духе классических комедий Лопе де Вега, Шеридана, Скриба, позволяет при каждом повороте выявить новые стороны характеров. И что удивительно, от поворота к повороту растет наше восхищение и уважение к этим незаурядным людям, выдающимся деятелям культуры. Перед нами документальная трагикомедия, обволакивающая нас добрым юмором рассказчика. Секрет же всего в том, что внутри рассказа есть третье действующее лицо — сам Андроников. И уж он-то себя не щадит! Уж он-то над собой смеется. И тогда вспоминается еще одна классическая пьеса, которую можно считать своеобразным прототипом драматургии рассказа, — «Слуга двух господ». Хотя, думаю, если сказать об этом автору, он поразится. Андроников ни у кого ничего не заимствует. Просто его несравненная память переработала огромные, неисчерпаемые запасы творческого гения человечества.
Этот рассказ показателен еще одни обстоятельством. Много лет прошло дня смерти Ивана Ивановича Соллетинского. Известный в кругу музыковедов и литературоведов, он оста нал мало известен широкому современному читателю. В значительной степени благодаря рассказу Андроникова (а он исполняет его по радио, на эстраде, и телевидении десятки лет), Соллертинский зажил новой жизнью, были издав его книги, и новый читатель узнал этого замечательного ученого.
Иной характер построения рассказа генерале Чанчибадзе, герое Великой Отечественной войны. Тут нет никаких сюжетных ухищрений, тут суровое время, но отблеск близкой победы уже освещает лица воинов. Автор пристально всматривается в лица, характеры, души защитников Родины. Он хочет понять и дать понять нам, из какого человеческого материала состояла армия, сокрушившая самого страшного врага человечества — гитлеровский фашизм. Поэтому течение рассказа неторопливо, сюжета словно бы и нет — генерал беседует с бойцами пополнения. Тут все держится на характере генерала. На его потрясающем человеколюбии. На его честности, на его угадываемом совершенном бесстрашии. Наконец, на его высочайшем мастерстве военачальника. И еще на одном качестве — на особой любви грузин к общению с человеком. Здесь поэзия грузинской беседы. Внутренняя неторопливость генерала — скрытая пружина действия. По сути, мы слышим лишь его монолог, то есть - перед нами неполная картина беседы. Но восприятие слов генерала солдатом передано поразительным разнообразием и выразительностью пауз.
Цикл рассказов Андроникова о генерале Чанчибадзе — один из замечательных литературных памятников Отечественной войны.
Итак, театр Андроникова. Театр поистине народного артиста!
А. Свободин