ЮРЬЕВА Изабелла. Если помнишь, если любишь.
Альбом: 1 пласт.
Запись: 1930-е гг.
Тип записи: моно
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее/ очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия
Скучно, грустно, таборная песня (Л 1301 - 1937 г.)
Жалобно стонет (Л 1358 - 1937 г.)
Бирюзовые колечки, таборная песня (Л 1362 - 1937 г.)
Только раз (Л 1360 - 1937 г.)
Прощай, мой табор, старинная цыганская песня (Л 2035 - 1938 г.)
Роща, таборная песня (Л 2344 - 1939 г.)
Он уехал (Л 2345 - 1939 г.)
Саша (ФЗЗ 671 - 1939 г.)
Если помнишь, если любишь (Л 2679 - 1940 г.)
От любви не скрыться (ЛП 1226/27 - 1950 г.)
Поверь (ЛП 1465 - 1951 г.)
Белая ночь (ЛП 1228 - 1950 г.)
Если можешь, прости (ЛП 1229 - 1950 г.).
Б. Кремотат, М. Минин, гитары (3, 4)
1942 год. В Ташкенте был дан большой концерт в трех отделениях, весь сбор от которого поступал в фонд создания противотанковой эскадрильи «Советский артист». В программе, как сообщали афиши, участвовали многие известные артисты — Борис Бабочкин, Осип Абдулов, Рина Зеленая... И среди них первой, так называемой «красной строкой» шла Изабелла Юрьева.
Чем объяснить ее популярность, огромную любовь к ней зрителей в годы, когда наша эстрада не могла пожаловаться на отсутствие ярких звезд? Ответ, очевидно, может быть один: Изабелла Юрьева — самобытный талант, неповторимая индивидуальность.
Она выходила на эстраду, и сразу становилось ясно, что певица пришла на встречу со слушателем вести разговор о главном, волнующем ее: о любви, верности, долге, умении пронести сквозь любые невзгоды большое чувство, о радостях и страданиях человеческой души. Ее голос, гибкий, звонкий в верхах, мгновенно соскальзывающий к низким, грудным нотам, передавал тончайшие нюансы музыки, заставлял переживать не столь уж замысловатые коллизии вместе с певицей, умевшей в каждом исполненном ею произведении — вне зависимости от того, был ли это «жестокий» романс или шутливая, ироническая песенка,— воплотить богатство своего духовного мира, передать свое представление о жизни, девизом которой для Изабеллы Юрьевой было одно — «жить страстями».
А началось все с детства, с любительства, как говорили в ту пору, с художественной самодеятельности, как говорят сейчас.
Двенадцатилетняя девочка вместе с подругой, тайком от родителей бегала по вечерам к знаменитому в ее родном Ростове кафешантану «Марс» — благо он находился на той же Никольской улице, где она родилась и выросла, в полуквартале от дома. В дощатом заборе, отделявшем «Марс» от будничного мира, нашлась не замеченная дирекцией щелочка, сквозь которую будущей певице открылось фантастическое зрелище: женщина в казавшемся неземным, переливающимся под прожекторами синем платье пела:
Увидя вас один лишь раз,
Не знаю, что со мною сталось...
Пять лет спустя с этим романсом Юрьева выступила в своем первом любительском концерте, а годом позже предстала, смущаясь и робея, перед знаменитым Алексеем Владимировичем Таскиным, аккомпанировавшим в свое время Анастасии Вяльцевой, которую и критики, и публика называли не иначе, как «несравненная».
«Когда я кончила петь,— вспоминает Изабелла Даниловна,— Таскин поблагодарил меня, а затем, улыбнувшись, сказал: — Услышав вас один лишь раз, могу утверждать: у вас прекрасный, природой поставленный голос. Вам не надо учиться — учение только испортит его. Берите ноты и выходите на эстраду!
— Как? — оторопела я.— Так сразу?
— Ну, не сразу,— ответил Алексей Владимирович,— можно недели через две. А за этот срок я разучу с вами три вещицы, и для дебюта будет достаточно».
Дебют состоялся в петроградском кинотеатре «Колизей», а затем были Москва с самой престижной эстрадной площадкой в саду «Эрмитаж», родной Ростов с концертом в городском саду при бывшем Клубе приказчиков. И снова город на Неве, ставший Ленинградом, снова Москва и десятки других городов. Эстрадные представления, обозрения, ревю, мюзик-холлы приглашали зрителей на выступления, как говорилось в афишах, «известной исполнительницы цыганских романсов» Изабеллы Юрьевой. Здесь не было преувеличения: Юрьеву узнали и полюбили...
— В начале войны, когда стали создаваться фронтовые концертные бригады, я усомнилась в пригодности своего репертуара,— рассказывает Изабелла Даниловна.— Срочно выучила новую патриотическую песню и с ней вышла в первом военном концерте на Карельском фронте. Спела и вдруг слышу, кто-то из бойцов крикнул: «Сашу!» Потом — «Белую ночь!»... И я пела одну за другой песни из моего мирного репертуара. То же повторилось и на концерте в только что освобожденном Сталинграде. Очевидно, в этих знакомых песнях и романсах было то, что отняла у людей война: радость, счастье, любовь.
В конце 40-х годов в творческой жизни певицы наступил трудный период, аналогичный тому, что был двумя десятилетиями ранее. С той только разницей, что в конце 20-х представители Российской ассоциации пролетарских музыкантов (РАПМ) объявляли всю легкую музыку вредительством, цыганские романсы — плодом распущенности нравов, а во второй половине 40-х ревнители чистоты современной песни обрушились на старинные романсы, а заодно и на многие лирические песни как на произведения, «уводящие слушателя от злободневных задач в мир интимных переживаний». При этом больше всего досталось так называемым «цыганскому» романсу и «цыганской» манере пения, с которыми ретивая редактура вела борьбу на уничтожение.
— Никаких грудных нот, снимите форте,— требовали от Юрьевой во время записи пластинок,— поменьше эмоций, пойте, не усиливая звука, шепотом!
— Шепотом я петь не умела,— говорит Изабелла Даниловна,— и потому вскоре вовсе отказалась от записей...
Когда диск «Если помнишь, если любишь» был отреставрирован, Юрьева пришла в аппаратную Всесоюзной студии грамзаписи, чтобы прослушать его, принять или отвергнуть то или иное произведение.
— Вы подумайте: ведь это уже моя четвертая долгоиграющая пластинка! Неужели я так много записала?! Просто удивительно: в Грам-пласттресте (так он назывался?) меня не очень жаловали...
Она садится в кресло и, кажется, отрешается от всего — только слушает. Улыбается, грустит, плачет. Впечатление такое, будто каждую песню она проживает вновь вместе с той Изабеллой Юрьевой, что стояла у микрофона Ленинградской экспериментальной фабрики в 30-е годы или находилась в небольшой студии известной всем коллекционерам артели «Пластмасс», отважившейся записать певицу в конце 40-х — начале 50-х годов.
Потом начинается обсуждение.
— Вас не смущает здесь ансамбль? — спрашивает Изабелла Даниловна, проверяя свои впечатления.— Он звучит бедновато, но ведь это в характере песни: не мог же в цыганском таборе играть эстрадно-симфонический оркестр!.. А вот гитары в этих романсах чудесные — они так передают настроение, атмосферу. С роялем — совсем не тот эффект. И соло скрипок в «Белой ночи» и «Если можешь, прости» прекрасное, великолепный контрапункт! Анатолий Бадхен — замечательный дирижер!
— Ну а вы? Вы как? — спрашиваем Изабеллу Даниловну.
— Ну как я могу говорить о себе?.. Мне кажется, я могла бы спеть и лучше..,
Программа принята. Теперь она выходит на суд слушателей.
Глеб Скороходов
Реставратор Т. Павлова
Редактор Г. Скороходов
