Николай Тарасов – Стихотворения. Читает автор
Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: г.
Тип записи: моно
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия
Николай Тарасов
(1918 — 1976)
СТИХОТВОРЕНИЯ
I сторона
Утро прошлого — 0.34
Тянет ветром с Финского залива — 0.51
Я его от весны утаиваю — 0.49
Не понимаю одного — 0.34
Тридцатые годы — 1.08
Теснятся сомкнутые сосны — 1.08
За ветхим, но солнечным домом — 0.48
Дробили камень темными кусками — 0.27
Памятник — 0.34
Покачнулось прошлое — 0.25
Лермонтов — 2.33
В стихах, придуманных в дороге — 0. 58
Этой женщины нет — 0. 55
Весна и лето миновали — 0.23
Живу в пределах языка — 0.42
Художник — 1.34
Электра — 0.43
Кия, соперница Нефертити — 1.33
Шаг один от февраля до марта — 0. 48
В этом доме все поставлено надолго — 1.06
Твой портрет на стене — 0.41
На летном поле — 1.06
Идут дожди — 0. 47
Не приеду я сюда вторично — 0.25
В кино — 1.00
Я удивляюсь сверстницам мальчишек — 0.50
У художника в доме — 0.44
Аэродром, земля чужая — 0.47
В доме Гёте — 1.30
II сторона
Третий день я в Берлине — 1.02
На бульваре Распай — 1.33
В Лувре — 1.02
У магазина Бонмарше — 1.23
Цирк — 1.07
Все сначала — 0.33
Я медлю над красным и синим — 0.32
Связать два слова — 0.52
Хоккей — 1.03
Кропоткин — 0.44
И Пушкин с бульвара — 0.28
Лалилей — 0. 45
Старость — 1.06
На свете все когда-нибудь кончается — 1.11
Мои читатели стареют — 1.42
Опередил ли кто-то генуэзца — 0.50
Мне постиженья мудрости смешны — 0.25
Три строфы к портрету — 0.34
Уже меня печатают «Известия» — 0.37
Весну затерли в переулок — 0.48
Урезонивают руку — 0.42
От марта оставалось меньше дня — 1.13
Сон — 0.40
Добро и зло — 0.45
Читает автор
Редактор Е. Лозинская
В облике, жесте, голосе этого человека было нечто неотразимо благородное, неизменно доброжелательное, непреднамеренно приветливое. Он говорил мало, любил слушать, суждения его: были всегда выношенными и ответственными, разум его — пытливый и острый — брал на себя только те решения, о которых уже ведала душа. Николай Александрович Тарасов был человеком, привлекавшим внимание всех, кто с ним беседовал, работал, переписывался.
Вынужденно говорю «был» — в прошлом времени, — не смирившись с мыслью, что жизненный путь этого человека завершен. Этот путь, скажем мы, продолжен его поэзией, но уже на новой, посмертной орбите. Записанный на пленку другом поэта А. Я. Белостоцким голос волнует нас, знавших Николая Тарасова, общавшихся с ним. Но, не сомневаюсь, он взволнует и тех, кому не привелось с поэтом общаться непосредственно. Этот голос не может не взволновать, потому что он доносит жизнь и деяние примечательного человека, его раздумие, его бессонницу, его мечту о будущем. Голос поэта возвращает нас к его жизни, раскрывает тайники его творчества.
Он любил читать свои стихи. Начнет, а там — разойдется, разогреется, раскроется. Его покидает обычная для него сдержанность, желание быть в тени, слушать других. За одним стихотворением — другое, за другим — третье, и еще, и еще. Последовательность стихотворении была естественной, ничего случайного, взрывающего эту последовательность. Слушаешь Николая Тарасова и понимаешь: стихотворения выстроены так, что предстают не разрозненными опусами, а главами лирической повести. Повести о жизни поэта, исповеди его. Она увлекательна, эта исповедь. Ее надо слушать.
Год рождения Николая Александровича Тарасова — 1918. Детство в любимом Питере, гравюрно отпечатавшемся в строфах поэта. Город на Неве встает не только в строках стихов, но и между строками. Перспектива Невского проспекта, набережные, Тучков мост, золотой кораблик Адмиралтейства в небесной синеве, ленинградские пригороды. Не только своим архитектурным пейзажем, но и своей культурой запечатлелся Питер в поэзии Николая Тарасова. Толстый том Жуковского (в каждой . семье есть такой толстый том любого классика, том, попадающий в руки отрока) заменяет все и всех.
Наряду с Ленинградом в стихах Николая Тарасова запечатлелась Армения. «Родного отца я не знал, — отец умер, когда мне не было года. И только его необычное отчество — Александр Тигранович — уводило к горам Армении, к библейским вершинам Арарата. Государство Урарту не было мне чужим». Эти слова поэта подтверждаются его стихами о стране Наири.
Рожденный в пору войны гражданской, Николай Тарасов встретил войну Отечественную на двадцать третьем году жизни. Це багряные отсветы лежат на его стихах. Об этом ш: надо предупреждать ни читателя, ни слушателя. Слишком явственны и ярки эти отсветы, чтобы даже с голоса не почувствовать их, не поверить им.
На втором году войны Николай Тарасов — корреспондент «Водного транспорта» - в блокированном Ленинграде. Город детства предстает перед молодым человеком в повседневности своего мужества, в рядовой исключительности своей отваги.
Все в порядке. Идет артобстрел.
На проспекте Майорова — дети.
Дом качнулся. И обмер, и сел.
Был когда-то и не был на свете.
В следующей строфе, такое же четкое, солдатское простое: «Все в порядке». Это действует сильней, чем истошные крики о бедствии и помощи. И вот в последний раз: «Все в порядке, Все так, как велит миру совесть а совести — вера». Вот в чем смысл этого гордого и уверенного «все в порядке». За словами — совесть, за совестью - вера. Вот на чем покоится мужество, долготерпение, всякое истинное деяние. Отсюда выход к будущему, как выход к морю.
Тянет ветром с Финского залива,
С недалеких северных морей.
Я опять, усталый и счастливый,
Вижу город юности моей.
Ленинград... Он этой ночью синей
Чуть в снегу и чуть накоротке
С облаками, с будущим России,
С кораблем, замерзшим на реке.
С 1947 года определяется профессия Николая Тарасова, его пристрастие и призвание. Спортивный журналист. Скитания, переезды, перелеты, встречи, матчи, состязания, борьба. Все виды спорта, потребность рассказать о них на журнально-газетной полосе. Это дела, очередные, неотложные, как говорится — оперативные.
А как же Муза? Она здесь же, она приходит в неурочное время, все и всех опережая и все и всех расталкивая. Придет, станет за спиной и таинственно нашептывает. Николай Тарасов был готов к ее капризным приходам и уходам. На то она и Муза. И от поездок в новые места, и от присутствия на матчах футбола и бокса, на регатах и корридах рождались новые строфы, целые стихотворения, целые циклы стихотворений. Спорт не стал темой поэта. Но он высветлил некоторые истоки, присущие поэту лирические темы.
Итак, поэзия и спорт идут рядом, живут в согласии, живут бурно, живут, ревнуя Николая Тарасова друг к другу. Это требует сосредоточенности и напряжения. В разные годы поэт работает в АПН, в журнале «Физкультура и спорт» и, наконец, в «Советском экране». К спорту добавляется кино, искусство синтетическое, многообразное и разнохарактерное. «Он отличался удивительной деловой романтикой», — характеризуют Николая Тарасова его друзья по работе. Он вкладывал в дело свою душу и, несомненно, отрывал эту душу от поэзии. Иначе он не мог, — романтик!
В 1969 году выходят сразу две книги Николая Тарасова: «Белые мосты» и «Лирика». В 1973 году издается третий сборник — «Мост через Раздан». Четвертая книга — «Впечатление» — оказалась посмертной и вышла в 1976 году.
Четыре книги лирики вобрали в себя богатую жизнь поэта. Они убедительно показывают его духовные и художественные поиски в их единстве. В этих книгах — раздумия поэта над смыслом жизни и смерти, над природой любви и красоты, над стремительным нашим временем. В этих книгах ощутим своеобычный характер поэта. «Что без характера талант?» — спрашивает Николай Тарасов. И всем своим творчеством отвечает на свой же вопрос. Сила таланта и сила характера находятся в прямой и постоянной зависимости. И. жизнь осуществляет постоянную проверку и того, и другого — и характера, и таланта.
Стихи у Тарасова появлялись на свет по мере необходимости в высказывании; поэт боялся надуманности, нарочитости, словесной игры ради таковой. Образцом для него служит лермонтовская «обнаженность белого листа в ожиданье огненных помарок». Это из стихотворения Николая Тарасова «Смерть поэта», заключительные строки. Помарки не пугают. Напротив, они — ступени к истине, к ее постижению. А именно ее постижения жаждет поэт. Ради этого он не спит, ради этого он напрягает свой умственный взор, звездной ночью вглядываясь в глубины Вселенной.
Он любит недосказанное, едва намеченное, он любит, когда его понимают с полуслова, Отсюда такое доверие и к пониманию читателя и слушателя. С таким доверием и пониманием легче поэту добраться «и до края вселенной, и до края стола». Именно в расчете на таксе доверие и на такое понимание под рукой ваятеля «гибнет гипс и возникает мрамор».
Поэтическая мысль Николая Тарасова облечена в краски и звуки, ему одному присущие, выражающие именно его одного. Они не бросаются в глаза, не бьют по барабанным перепонкам. Краски несколько размыты, как на акварелях очаровательного Фонвизина. Звуки плывут на вас сквозь зеленую речную толщу. «Музыка за стеклом», — называет это Николай Тарасов. Все это производит цельное и глубокое впечатление, дает такое ощущение, будто вы прикасаетесь к реальности. Не с автором, а именно с вами происходит описываемое им:
В Алуште дождь.
С дороги, налегке
поймать такси на повороте к морю,
заночевать в Рабочем городке.
Соединить
решительной прямою
аэродром,
и линию прибоя,
и воздух в ненаписанной строке.
Да, силой лирического действа в вашем восприятии соединяется разрозненное и разнохарактерное: аэродром, линия прибоя, воздух, дождь, Алушта, поворот к морю, Рабочий городок. вы не в Алуште, а в Саратове или Уфе, в Казани или Вильнюсе. И все же вы в Алуште, потому что «решительной прямою» творческой воли поэта вы перенесены в этот дождь, к этому морю, в этот его воздух.
Есть стихи, которые с первого чтения или прослушивания, так сказать «с первого захода», не воспринимаются. Не в силу своей трудности. а в силу своей содержательности. Вы должны вовлечься в мир поэта, войти в дом его воображения. Николай Тарасов никогда не. стремится поразить вас с первого чтения, ошарашить, парализовать. Он говорит тихо в надежде на ваше внимание. За вниманием приходит и понимание, а за ним и сочувствие. Прав А. Свободин, писавший о Николае Тарасове, что он приглашает вас, читателя и слушателя, «проделать вместе с поэтом ту же работу по построению образа, которую он сам проделал». Так вы становитесь участником поэтического действа, стихотворной мистерии, так вы приобщаетесь к творчеству. Это ли не чудо, которое несет нам поэт. Это ли не диво дивное нашего общения через посредство слова, стихотворного слова! Обращаясь к современникам, к будущему, поэт пишет:
Думаю день-ночь,
ночь-день.
Что же я отдал? И что взял?
И сохранит ли мою тень
после огня слов
пустой зал?
Думаю в даль, в боль, в ночь лет,
что унесу с собой
и — куда?
И не могу понять:
есть след,
или исчезнет все
без следа.
Есть след, есть след, Николай Александрович! Мы вас слышим, внятно слышим. Зал не пуст, а переполнен, как тогда, когда я вел ваши вечера в «Устной библиотеке поэта» в Центральном доме актера и у художников, в их старин-' ном особняке на Гоголевском бульваре. Есть след! Жизнь внятно видит ваш след. И жизнь идет, жизнь продолжается, и поэзия продолжается, и вы участвуете и в той, в другой. И эта пластинка должна закружиться, закружиться в разных городах и селах нашей страны, в квартирах слесарей и педагогов, студентов и академиков, того водителя такси, которое вы нашли на повороте к морю, в том самом Рабочем городке, где случилось заночевать по дороге...
Я много раз слушал этот голос. И вот с удовольствием, радостью и скорбью слушаю, как бы впервой слушаю голос безвременно ушедшего друга.
Лев Озеров
