Вниманию читателей предлагается книга французского писателя и педагога Бернара Пэре (1836--1903), в которой исследуется психологическое развитие ребенка в первые три года жизни. Автор ставит своей целью опытным путем изучить три формы психической жизни, "как они развиваются, совершенствуются и комбинируются в постепенном и синтетическом росте", то есть рассмотреть проявления чувствительности, воли и ума в маленьком ребенке с момента его рождения. В работе описываются особенности выражения удовольствия и страданий у ребенка. Исследуется развитие способности движения, в том числе самопроизвольного. Рассматривается развитие памяти, внимания, воображения, мышления, а также начало развития речи. Отдельное внимание уделено формированию у ребенка нравственного чувства. В качестве приложения в книге содержится статья выдающегося английского психолога и педагога Александра Бэна "Воспитание как наука".
Книга рекомендуется психологам и историкам психологии, педагогам различных специальностей, а также всем, кто интересуется особенностями детской психологии.
Введение
Одинъ философъ XVIII века, Тьери Тидеманъ открылъ путь, еще мало изследованный, для наблюденiй надъ развитiемъ способностей у маленькихъ детей. Его записка-краткая, но довольно точная и очень интересная бiографiя двухъ первыхъ годовъ жизни его сына, известнаго физiолога. Несколькихъ выписокъ изъ этого оригинальнаго труда достаточно для указанiя, какое будущее приготовятъ терпеливые и сочувственные наблюдатели изученiю маленькаго ребенка, -- изученiю столько же увлекательному, какъ и полезному. Ничто не можетъ быть мелочнымъ во всемъ, что касается будущаго человека; малейшiе факты, самые скромные опыты будутъ здесь иметь важную научную ценность, и между темъ каждый можетъ собирать факты, можетъ приготовлять для наблюдателей драгоценные матерiалы для индукцiи. Пусть примеръ Тидемана найдетъ многихъ последователей.
"На другой день рожденiя ребенка", говорить онъ: "нянька приложила палецъ къ его губамъ, онъ началъ сосать его, но не постоянно, а только вдыхая; когда же ему положили въ ротъ что то сладкое, обернутое въ тряпку, то онъ сосалъ постоянно. Первое усилiе губъ, при вдыханiи, было только машинальнымъ движенiемъ рта, вызваннымъ ощущенiемъ голода и жажды, комбинированныхъ съ возбужденiемъ железъ отъ присутствiя посторонняго тела: это не называется еще сосанiемъ.
"… Глаза двигались уже во всехъ направленiяхъ, но не случайно, а будто отыскивали предметы и предпочтительно останавливались на предметахъ приведенныхъ въ движенiе: эти предметы наиболее действуютъ на чувства, потому что они производятъ продолжительную серiю переменъ и измененiй и потому что они даютъ наиболее развлеченiй человеку чисто чувственному."
"… Ребенокъ любилъ быть на свободе, неохотно позволялъ пеленать себя, и даже выказывалъ при томъ очевидное отвращенiе. Однако въ движенiяхъ его членовъ не было ничего преднамереннаго, исключая известнаго ощущенiя страданiя, которое инстинктивно ли или сознательно, приводило его тело въ движенiе.
"28 августа (онъ родился 23) появилось подобiе улыбки, безъ особеннаго побужденiя и, весьма вероятно, безъ намеренiя выразить удовольствiе, даже безъ сознанiя удовольствiя, исключительно потому что того, случайно, захотелъ механизмъ.
"5 сентября (черезъ тринадцать дней после рожденiя) ребенокъ проявлялъ уже некоторые следы прiобретенныхъ идей въ своихъ чувствахъ и более ясныхъ понятiяхъ. Ему дали противъ воли лекарство, которое передъ темъ несколько разъ пробовали при немъ. Заметили упорное вниманiе, съ какимъ онъ следилъ за движенiями говорившихъ съ нимъ лицъ; слова ихъ равно действовали на его слезы.
"10 сентября. Если ребенка, когда онъ плакалъ, клали на бокъ въ то положенiе, въ какомъ онъ сосалъ, или если онъ чувствовалъ мягкую руку на своемъ лице, онъ переставалъ плакать и искалъ грудь. Здесь очевидна ассоцiацiя идей; ощущенiе особеннаго положенiя, или нежной руки пробуждало идею сосать грудь.
"… 28 того же месяца. Когда говорили съ ребенкомъ, онъ пытался издавать звуки, правда простые и не членораздельные, но однако разнообразные.
"30. Онъ услышалъ въ первый разъ игру на фортепiано и при этомъ сделался необыкновенно оживленнымъ и веселымъ.
"26 января. Возрастающее желанiе учиться проявилось более очевидно. Няня, когда только погода позволяла, гуляла съ нимъ по улице, и это было для него большой радостью; несмотря на холодъ, онъ всегда сильно желалъ этого разнообразiя въ своей жизни; ребенокъ скоро заметилъ, когда няня брала свой плащъ -- это было сигналомъ прогулки, и онъ радовался даже среди плача, какъ только няня брала плащъ..,., 28 апреля. Къ груди матери приложили чужаго ребенка; мой ребенокъ взволновался и старался оттащить его, хотя самъ недавно сосалъ.
"… 20 декабря. Онъ выказалъ необычайную радость, потому что смеялись его играмъ и хвалили за нихъ. Онъ даже, чтобы заставить смеяться, старался делать разныя телодвиженiя и принимать разныя позы.
"… 27 марта. Онъ могъ уже выговаривать двусложныя слова, зналъ почти все части своего тела и показывалъ ихъ, какъ только ихъ называли ему. Онъ такъ же зналъ названiя почти всего, что находилось въ комнате.
"… 29 октября. Ребенокъ взялъ несколько вырезанныхъ стеблей белой капусты и съ ними представлялъ разныхъ особъ, которыя приходятъ въ гости другъ другу. Первый начатокъ поэтической силы, какъ кажется, состоитъ въ томъ, чтобы переносить знакомые образа на незнакомые и пр. и пр."
Философъ старой школы обратилъ бы очень мало вниманiя на эти мелкiя подробности детской. Онъ сказалъ бы: "эти действiя порождены инстинктомъ", и прошелъ бы мимо ихъ. Теперь не довольствуются такими удобными заключенiями. Въ этихъ простыхъ мелкихъ фактахъ, нужно видеть истинные феномены, и не только записывать ихъ, но и объяснять и связывать съ естественными отношенiями ихъ. Одинъ фактъ сосанiя, быстро прiобретаемая ребенкомъ ловкость въ этомъ деле, показываютъ, что ощущенiя осязанiя и вкусъ не исчезли; они возбудили въ двигательныхъ центрахъ и интеллектуальныхъ центрахъ впечатленiя довольно живыя, не смотря на слабость молодаго мозга, потому что они оканчиваются движенiями намеренвыш и прогрессивными; такъ съ перваго мгновенiя вне утробной жизни, упражненiе чувствительности даетъ толчокъ уму и воле. Въ ребенке мы видимъ целое человеческое существо. Все способности находятся въ немъ, въ элементарномъ состоянiи, но доступномъ для научныхъ наблюдений. Ребенокъ не только видитъ, слышитъ, обоняетъ, осязаетъ и вкушаетъ; онъ смотритъ, слушаетъ, нюхаетъ, щупаетъ, смакуетъ.
Онъ способенъ иметь идеи и вспоминать, хотеть и не хотеть. До какой степени способности эти элементарны, смутны, безсознательны? До какой степени они наследственны и индивидуальны, въ какой степени оне имеютъ силу действовать и въ какой действуютъ? Наука должна ответить на этотъ вопросъ, а она по отношенiю къ этому тонкому и важному предмету, къ несчастью, стоить еще наединичныхъ и неполныхъ опытахъ, на произвольныхъ аналогiяхъ, на гипотезахъ сентиментальныхъ или метафизическихъ.
Нужно еще создать психологiю грудныхъ детей. Можно еще тамъ и сямъ собрать серьезные начатки наблюденiй надъ грудными детьми, въ книгахъ современныхъ врачей, физiологовъ, психологовъ и педагоговъ. Но большая часть фактовъ и индукцiй представляемыхъ объ этомъ предмете, въ которомъ безпрестанно наталкиваешься на неизвестное, кроме того что они не были достаточно контролированы и обобщены, относятся еще обыкновенно къ дальнейшему перiоду развитiя и умственнаго и нравственнаго, когда ребенокъ уже отчасти владеющiй сильнымъ средствомъ-словомъ, уже богатый опытомъ, уже измененный воспитательными влiянiями, всего чаще показываетъ глазамъ наблюдателя то, что онъ есть, а не то чемъ онъ былъ. Этотъ фазисъ первичнаго развитiя требуетъ, какъ я полагаю, новыхъ изследованiй, которыя теперь нужно делать для цели и при условiяхъ вполне научныхъ.
Съ своей стороны, я собралъ много наблюденiй надъ детьми моложе трехъ летняго возраста; наблюденiя эти не разъ будутъ упомянуты въ психологическомъ анализе, который, найдутъ въ моей книге. Я съумею устоять противъ легкаго искушенiя обобщать ихъ чрезмерно. Какой бы интересъ ни представляли факты эти, записанные вполне добросовестно, имъ недостаетъ условiя; они не были подтверждены трудами наблюдателей более счастливыхъ или более искусныхъ. Если мне удается привлечь вниманiе этихъ наблюдателей на предметъ гораздо более важный, нежели какимъ они вообще считаютъ его, мой трудъ не будетъ безполезнымъ. Пытаясь сделать очеркъ психологiи маленькаго ребенка, я, по крайней мере, показалъ, какъ ее можно и какъ должно создавать.
Обращаясь на такой предметъ, наблюденiе, всегда трудное надъ психологическими фактами, имеетъ особыя трудности и свои опасности. Трудности психологическаго анализа вообще происходятъ или отъ наклонности изучать человеческiй умъ, съ точки зренiя принятыхъ или предвзятыхъ идей, или отъ врожденнаго недостатка, который свойственъ намъ всемъ, искать въ другихъ только то, что мы могли видеть въ самихъ себе. Въ этомъ изученiи рождающейся души, мы должны тоже остерегаться отъ обыкновенной наклонности изучать человека въ ребевке "Локкъ, Кондильякъ, аббатъ Сикаръ и другiе, не менее удивительные наблюдатели детства, не всегда съумели избежать этихъ подводныхъ камней. Часто даже они добровольно наталкивались на нихъ, отождествляя этотъ возрастъ съ состоянiемъ первобытнаго человека, или дикаря, они хотели применить къ умственному и нравственному развитiю личности, и теперь еще очень мало известные, законы историческихъ эволюцiй всего человеческаго рода "Исторiя человеческаго ума показала мне", говорить Кондильякъ: "порядокъ, которому я долженъ былъ следовать при обученiи моего воспитанника". Такъ думать значило не знать, что ребенокъ въ колыбели, хотя и не имеетъ личнаго опыта, наследникъ, если не идей и чувствъ, то по крайней мере, способностей, которыя тысячи предшествующихъ поколенiй упражняли и развивали. Сверхъ того естественное состоянiе, въ томъ смысле, какъ его понимали философы XVIII века, не только далеко не состоянiе новорожденнаго ребенка, но не есть и не было никогда состоянiемъ историческаго человека. Выть человекомъ на какой бы то ни было более высокой или низкой ступени, значитъ считаться въ цивилизацiи. "Дикарь далеко не то что простое существо, какимъ себе представляли его философы прошедшаго века; напротивъ, жизнь его вся сплетена изъ тысячи любопытныхъ привычекъ; разумъ его омраченъ тысячами жестокихъ суеверiй. Умъ современнаго дикаря, такъ сказать, татуированъ чудовищными образами, въ немъ не найдешь нигде чистаго места". Вотъ почему нужно изучать каждаго въ немъ самомъ, ребенка въ ребенке и требовать отъ исторiии философскихъ системъ только ихъ законную долю аналогiи и контрастовъ. Безъ сомненiя,
ребенокъ, во многихъ отношенiяхъ, человекъ въ минiатюре, какъ молодые всходы-растенiе въ менъшемъ виде, и намъ часто случится найти человека въ ребенке, но только не искавъ его.
Наконецъ, не должно забывать, что современные успехи всехъ естественныхъ наукъ умножаютъ и теснее связываютъ отношенiя фичическiя, умственныя и нравственныя, соединяющая человека съ животнымъ. Уже более ста летъ аббатъ Галиньяни писалъ, что "воспитанiе е тоже для человека, что и для животнаго", а это предполагаетъ, что нетъ существеннаго различiя въ ихъ способностяхъ. Неидя такъ далеко, какъ онъ въ практическихъ выводахъ этой идеи, невозможно отрицать, что теорiи, формулированныя въ наше время, или о происхожденiи и сродстве видовъ, или сравнительной психологiи, сделали более для глубокаго изученiя человека, нежели идеалистическiя или эмпирическiя теорiи философовъ, которые занимались человекомъ-ребенкомъ. Изученiе человека не можетъ более выразиться въ старой формуле Сократа: познай и самаго себя; она отныне неразрывно связана съ исторiей животныхъ. И такъ сходство между человекомъ и животнымъ есть очевидная истина, и она никогда не бываетъ такъ явна, и такъ реальна, какъ въ то время, когда ребенокъ, умъ немой, не имеетъ, какъ и пресмыкающееся, рыба, птица и млекопитающее, другихъ средствъ, для выраженiя и сообщенiя кроме движенiй, нечленораздельныхъ звуковъ и разныхъ состоянiй своей физiономiи. Эту истину очень часто выставляютъ на видъ Гузо и, въ особенности, Дарвинъ, которые доставили много матерiала для будущей науки о ребенке.
Последнее слово. Такъ какъ мои этюды исключительно опытные, то я полагаю, что читатель уже знакомъ съ философскими задачами, которыя наши современные психологи такъ положительно выяснили и решили. Я буду очень скупъ на определенiя и я не рискну нигде на личныя объясненiя, предпочитая ограничиваться, когда того потребуетъ предметъ, цитатами, взятыми отъ такихъ философовъ, какъ Спенсеръ, Гёксли, Бэджеготъ, Тэнъ, или отъ анатомовъ философовъ, какъ знаменитый Льюисъ.
Что же касается отделовъ моей книги, если они повидимому слишкомъ верно напоминаютъ классическiя рамки, то это только вопросъ формы, на которомъ не остановится серьезный читатель. Безспорно, было бы более интересно и более сообразно съ действительностью, выставить на видъ, въ многосложномъ единстве ихъ, три формы психической жизни, какъ оне развиваются, совершенствуются и комбинируются въ постепенномъ и синтетическомъ росте. Я къ сожаленiю, долженъ былъ принять этотъ планъ раздробленности на части и отказаться передать то единство, которое существуетъ во всехъ нашихъ способностяхъ и которое мы любимъ воспроизводить въ нашихъ действiяхъ. Это единство, при сложности его, не привело ли бы меня волей неволей, при многочисленности и разнообразiи изучаемыхъ фактовъ, кь разбросанности изложенiя, более противномъ ясности, если не интересу, нежели планъ, который я счелъ за лучшее принять? Теперь я приступаю къ моему предмету и буду постепенно изучать въ маленькомъ ребенке, съ его рожденiя до того времени, какъ онъ начнетъ говорить, проявленiя чувствительности, воли и ума.
Издание: обложка.
Параметры: формат: 60x90/16, 320 стр.
