Сергей Лемешев - П Чайковский. Избранные романсы

Сергей Лемешев - П Чайковский. Избранные романсы

Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: 1962 г.
Тип записи: стерео
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия

Сторона 1
ЗАБЫТЬ ТАК СКОРО
(А. Апухтин), соч. 1870 г. – 2.58

ТО БЫЛО РАННЕЮ ВЕСНОЙ
(А. К. Толстой), соч. 38 № 2 — 2.26

ЗАЧЕМ!
(Л. Мей), соч. 28 № 3 — 2.45

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ В БУРЮ
(А. Плещеев), соч. 54 № 10—3.05

СОЛОВЕЙ
(А. Пушкин), соч. 60 № 4 —4.40

МЫ СИДЕЛИ С ТОБОЙ
(Д. Ратгауз), соч. 73 № 1 - 2.50

СКАЖИ, О ЧЕМ В ТЕНИ ВЕТВЕЙ
(В. Соллогуб), соч. 57 № 1 — 3.44

Сторона 2
СТРАШНАЯ МИНУТА
(П. Чайковский), соч. 28 № 6 — 3.07

ХОТЕЛ БЫ В ЕДИНОЕ СЛОВО
(Г. Гейне, перевод Л. Мея), соч. 1875 г. — 1.58

НИ ОТЗЫВА, НИ СЛОВА, НИ ПРИВЕТА
(А. Апухтин), соч. 28 № 5 — 2.02

В ЭТУ ЛУННУЮ НОЧЬ
(Д. Ратгауз), соч. 73 № 3 —2.03

СНОВА, КАК ПРЕЖДЕ, ОДИН
(Д. Ратгауз), соч. 73 № 6 — 2.30

ЗАКАТИЛОСЬ СОЛНЦЕ
(Д. Ратгауз), соч. 73 № 4 — 1.43

МИНУЛА СТРАСТЬ, дуэт
(А. К. Толстой), соч. 46 № 5 — 6.00

Вера Кудрявцева, сопрано (14)
Берта Козель, фортепиано

Редактор П. Грюнберг
Оформление художника А. Григорьева
На лицевой стороне конверта: Дом-музей П. И. Чайковского в Клину (фото Ю. Уланова)

«Колоссальным завоеванием русской вокальной музыки последней трети XIX века» назвал академик Асафьев романсы П. И. Чайковского. Аргументируя свое мнение, Асафьев указывал на целый ряд индивидуальных свойств камерного творчества композитора и в числе важнейших — на «глубоко личный эмоциональный тон романсов Чайковского», который «обусловлен, прежде всего, исключительно богатым лирико-мелодическим его дарованием».
Почти каждый романс Чайковского несет в себе этот мотив личного, сокровенного. Но манера, тон высказывания автора таковы, что личное становится близким всем, рождает чувство душевного доверия, дружеского общения. Живая естественная музыкальная речь Чайковского так же внятна, правдива, разнообразна по оттенкам смысла и эмоций, как выразительное человеческое слово.
В романсах Чайковского черты интимности жанра тесно соединяются с сильными и характерными общественными мотивами, что позволяет воспринимать его романсы как лирическую исповедь целой эпохи, поколения его современников. Темы, образы, «сюжеты» этой исповеди общечеловечны: любовь, мечты о счастье, вера в будущее — и муки одиночества, горькое сознание быстротечности человеческого бытия. Строй же чувств, само восприятие и понимание жизни обнаруживают художника русского, все творчество которого рождено и неразрывно связано с Россией, с ее природой, с духовной жизнью народа (Асафьев видел одну из особенностей Чайковского в том, что он «в своем романсе почти целиком вышел из русского бытового, вернее «домашнего» романса»). Сто четыре романса Чайковского — это поразительный по откровению, богатству выраженных мыслей и эмоций портрет лирического героя, запечатлевший нравственную красоту русского человека.
На пластинке представлены романсы, созданные Чайковским в разные периоды творчества. Различны образы, настроения, формы романсов. Но неизменны гуманистические художественные принципы автора, способность «быть ближе к людям через наиболее родные им, задушевные музыкальные обороты, которые позволяли бы наиболее непосредственно высказываться, ибо музыка одна из форм высказывания» (Б. Асафьев).
Один из самых ранних романсов — «Забыть так скоро», датированный 1870 годом, — пример характерного для Чайковского жанра лирико-драматического монолога. К этому же типу можно отнести романсы из цикла соч. 28 (1875) — «Зачем?», «Ни отзыва, ни слова, ни привета», «Страшная минута». В посвящении двух последних романсов стоят имена выдающихся русских оперных певцов, солистов Большого и Мариинского театров Богомира Корсова и Евлалии Кадминой. Б. Корсов принадлежал к числу близких друзей Чайковского, среди коронных оперных партий артиста были Томский и Мазепа. Яркое драматическое искусство Е. Кадминой нашло в лице Чайковского восторженного ценителя; она была первой исполнительницей роли Леля в «Снегурочке» Островского с музыкой Чайковского, великолепной боярыней Морозовой в опере «Опричник».
Тема юности, пробуждения прекрасных чувств и порывов, созвучия душевных переживаний человека и образов природы раскрывается в таких музыкально-поэтических шедеврах, как романсы «Хотел бы в единое слово» (1875), «То было раннею весной» (1878), «Скажи, о чем в тени ветвей» (1884).
Замечательна по своей задушевной искренности и теплоте-«Колыбельная песнь в бурю» из цикла «16 песен для детей», написанных Чайковским в 1881 — 1883 годах. Тема детства, воспоминания о детстве были дороги композитору. «Я пишу теперь сборник детских песен, о коем уже давно помышлял. Работа эта очень увлекает меня, и кажется, что песенки эти выходят удачно», — сообщал он в письме к Н. Ф. фон Мекк. Психологическая тонкость, простота и изящество этих миниатюр напоминают о другом произведении Чайковского на ту же тему — о фортепианном «Детском альбоме».
Особое место в камерном вокальном наследии Чайковского занимает последний цикл романсов, соч. 73, созданный весной 1893 года, за несколько месяцев до безвременной кончины и в пору работы над Шестой «Патетической» симфонией. Автором слов этого цикла явился начинающий поэт Даниил Ратгауз, в чьих стихах композитор «услышал» нечто созвучное собственным настроениям. В камерном лирическом цикле возникла та же философская концепция, что и в последней симфонии: трагическое ощущение действительности — и неудержимое стремление к счастью, безысходное одиночество человека — и упоение красотой мира. Необыкновенно сильное впечатление производит контраст драматических, полных беспредельного отчаяния вокальных монологов («Мы сидели с тобой», «Снова, как прежде, один») и страстных, пронизанных светом надежды, гимнических романсов («В эту лунную ночь», «Закатилось солнце»).
Уже более столетия романсы великого композитора живут в русском искусстве. Самым верным критерием их интерпретации всегда были душевная чуткость, вкус, музыкальная культура артиста. Эти качества и позволяли выдающимся русским певцам создавать свои традиции, исполнительские эталоны прочтения камерной музыки Чайковского. Одним из ярчайших в этой артистической плеяде был Сергей Яковлевич Лемешев.
Первым из советских певцов Лемешев исполнил на эстраде все романсы Чайковского, посвятив в сезоне 1939/40 года цикл из пяти вечеров 100-летию композитора. Эта работа и по сей день остается уникальной — ведь в ней представлена полная и цельная картина камерного творчества Чайковского. Но еще важнее то, что, благодаря поразительному слиянию личности артиста с исполняемой музыкой, эта интерпретация раскрыла в романсах Чайковского их глубочайшую, проникновенную и правдивую лирическую сущность.
«У всех, кто когда-либо слушал Сергея Яковлевича, его голос рождал впечатление какого-то чистого света, — говорила в одной из радиопередач, посвященных Лемешеву, народная артистка СССР Тамара Синявская. — Его пение пробуждает в людях их лучшие, самые добрые чувства. Может быть, потому, что он всегда пел о прекрасном, воспевал душевную красоту человека. Но, по-моему, еще и потому, что голос его обладал совершенно особенными, редкими по нежности и поэтичности красками. Евгений Федорович Светланов назвал Лемешева «русским соловьем», а его голос «лазурным». Да, в нем было это — ясная лазурь летнего неба...»
Весь жизненный путь Лемешева был как бы озарен его счастливым солнечным талантом, рожденным в самом сердце России, на земле древней Твери. Деревенский мальчик-батрак, курсант кавалерийской школы, студент Московской консерватории, артист оперных театров в разных городах страны и, наконец, ведущий солист Большого театра СССР, прославленный, всенародно любимый певец — таковы этапы его восхождения, его судьбы. Как художник Лемешев формировался в окружении и при поддержке выдающихся представителей русской интеллигенции: в их числе были профессор Московской консерватории Н. Г. Райский, знаменитые певцы и дирижеры Большого театра, великий, реформатор сцены К. С. Станиславский... Но при неоспоримо ценном влиянии этой культурной среды Лемешев все же остался верен своей собственной природе и на протяжении долгих лет жизни в искусстве сохранил неповторимую, нетускнеющую индивидуальность лирика и поэта.
Безошибочное понимание музыкальной стилистики, вокальная и артистическая культура позволяли Лемешеву совершенно свободно чувствовать себя в произведениях самых разных эпох и национальных школ. Но все же главное направление своего творчества он связывал с русской музыкой. «Все мое музыкальное развитие, начиная с юности, — писал он в воспоминаниях, — привело к тому, что я больше всего люблю, понимаю, чувствую русских композиторов».
Русская опера, романс, народные песни, произведения советских композиторов — все многожанровое богатство отечественной музыки входило в круг творческих интересов артиста. Что же касается романсов, то Лемешев пел на эстраде Булахова и Варламова, Глинку и Даргомыжского, Римского-Корсакова и Рахманинова... Вершиной его камерного исполнительства стали романсы Чайковского.
Во всех своих интерпретациях Лемешев предстает как изумительный мастер, художник благородного вкуса, владеющий искусством тончайшей музыкальной фразировки, влюбленный в красоту звучащего слова, чуткий ко всем оттенкам и переливам настроений...
Эти качества присутствуют и в лемешевской интерпретации романсов Чайковского. О самом же сокровенном в своем отношении к музыке великого композитора сказал сам певец: «Я вспоминаю себя в 17-летнем возрасте... Тогда я много пел русских песен, которые очень любил. Но вот в наши края приехала семья Квашниных, в которой много играли и пели и, конечно, обожали Чайковского. И меня приобщили к нему, к его музыке, к его романсам. Я по слуху выучил два из них: «Хотел бы в единое слово» и серенаду «О, дитя». Я и не заметил, с какой легкостью перешел от русских народных песен к романсам Чайковского. Я только почувствовал, что какой-то новый неописуемый восторг наполнил мою душу... Чайковский навсегда остался моим любимым композитором...»
Т. СЕРГЕЕВА