Осип Мандельштам – Стихотворения. Читают М. Козаков и С. Юрский

Осип Мандельштам – Стихотворения. Читают М. Козаков и С. Юрский

Альбом: 1 пластинка
Размер: 12" (гигант)
Запись: 1986 г.
Тип записи: моно
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия

Сторона 1 — 27.00
Автопортрет. 1914
Звук осторожный и глухой... 1908
Только детские книги читать... 1908
Нежнее нежного... 1909
Дано мне тело... 1909
Silentium! 1910
Сегодня дурной день... 1911
Отчего душа так певуча... 1911
Я ненавижу свет... 1912
Образ твой, мучительный и зыбкий... 1912
Царское Село. 1912
Мне Тифлис горбатый снится... 1920, 1927
Кинематограф. 1913
Импрессионизм. 23 мая 1932
Бах. 1913
Бессонница. Гомер. Тугие паруса... 1915
Петербургские строфы. 1913
На страшной высоте блуждающий огонь... 1918
В Петрополе прозрачном мы умрем... 1916
Жил Александр Герцович... 27 марта 1931
Я скажу тебе с последней прямотой... 2 марта 1931
Мы с тобой на кухне посидим... Январь 1931
Я вернулся в мой город... Декабрь 1930
За гремучую доблесть грядущих веков... 17—28 марта 1931
Довольно кукситься, бумаги в стол засунем... 7 июня 1931
И Шуберт на воде... Январь 1934
Мой щегол, я голову закину... 9—27 декабря 1936
Я должен жить, хотя я дважды умер... Апрель 1935

Читает МИХАИЛ КОЗАКОВ

Сторона 2 — 26.00
Невыразимая печаль... 1909
Слух чуткий парус напрягает... 1910
Воздух пасмурный влажен и гулок... 1911
Tristia. 1918
За то, что я руки твои не сумел удержать... 1920
Я наравне с другими... 1920
Я в хоровод теней... 1920
Я не увижу знаменитой «Федры»... 1915
Концерт на вокзале. 1921
Полночь в Москве... Май — 4 июня 1931
Голубые глаза и горячая лобная кость... 10 января 1934
Куда мне деться в этом январе? Январь — 1 февраля 1937
О, как мы любим лицемерить... Февраль 1932
Заблудился я в небе, — что делать!... 19 марта 1937

Читает СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ

Составитель А. Николаев
Звукорежиссер О. Лавренова.
Редактор Т. Тарновская

Фото из архива Государственного Литературного музея
Художник Б. Дударев

«НЕ ВОЛК Я ПО КРОВИ СВОЕЙ...»
О. Э. Мандельштам с благодарностью вспоминал поэтов-современников, вместе с которыми входил в литературу накануне первой мировой войны и Октября. Он называл имена Маяковского, Хлебникова, Асеева, Вячеслава Иванова, Сологуба, Ахматовой, Пастернака, Гумилева. И добавлял: «Ведь они все русские поэты не на вчера, не на сегодня, а навсегда».
Таким поэтом — «не на вчера, не на сегодня» — был и сам Осип Эмильевич Мандельштам.
Он родился 3 (15) января 1891 года в Варшаве, в купеческой семье. Учился в Петербурге. Первые стихи опубликовал в 1910 году. Свою поэтическую судьбу молодой Мандельштам связывает с акмеизмом, литературным движением 10-х годов нашего века. В 1913 году выходит в свет первая книга его стихов «Камень» (переиздавалась в 1916 и 1923 годах). Затем следуют сборники стихов "Tristia" (1922), «Вторая книга» (1923) и «Стихотворения» (1928). В том же 1928 году появился сборник статей Мандельштама «О поэзии». Много сил отдает поэт переводческой работе. Он превосходно владел французским, немецким и английским языками, изучал итальянский, проявил себя как талантливый переводчик Ж. Ромена, Ж. Дюамеля, У. Синклера, Вальтера Скотта.
В 1930 — 1931 годах Мандельштам ездил на Кавказ — был в Армении, побывал также в Тбилиси, в Абхазии. О своих впечатлениях он рассказал в очерках «Путешествие в Армению».
В 1934 году на поэта обрушиваются тяжкие удары судьбы. Он подвергается незаконным и незаслуженным репрессиям. С 1935 года начинается последний, воронежский период его творчества. Умер О. Э. Мандельштам 27 декабря 1938 года.

Акмеисты, к которым примкнул молодой поэт, объявили войну символистам, решительно спорили с их двоемирием, стремлением погружаться в потусторонний, запредельный мир.
В одном из самых популярных стихотворений Блока «В ресторане» (1910) герой посылает «ей», таинственной даме, черную розу. Это не просто цветок, но многозначительный символ. Сначала поэт пишет о «бледном небе», которое «сожжено и раздвинуто» пожаром зари. Затем — о черной розе в бокале «золотого, как небо, аи». Так неожиданно зеркально отражаются небо и золотой, как небо, напиток. Роза — не просто в бокале, но где-то на пересечении земли и неба.
Споря с символистами, с Блоком, Сергей Городецкий писал: «У акмеистов роза стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями или чем-нибудь еще».
Это стремление к изображению живой реальности во всей ее многокрасочности, осязаемости, предметности близко Мандельштаму. Перечитайте с этой точки зрения его стихотворение «Импрессионизм» («Художник нам изобразил...»). Поэт как будто соперничает с художником в умении запечатлеть зримый «образ» сирени, «звучные ступени» ее красок, «густоту масла», его «запекшееся лето», весь жаркий и знойный «сумрачный развал», где «уже хозяйничает шмель».
Символисты оперировали намеренно туманными, словно размытыми иносказаниями. У Мандельштама тоже часто встречаются символы, но они менее всего абстрактны — они жизненны и живописны.
В стихотворении «Мой щегол, я голову закину...» речь как будто идет о птице, рисуется ее мгновенный портрет-зарисовка:

Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва в краску влит,
Сознаешь ли, до чего, щегол, ты,
До чего ты щегловит?

Но щегол — не только «щегловит», он еще и поэтичен, и чем-то близок, родствен самому поэту. Недаром в другом стихотворении Мандельштама читаем: «Сочинитель, щегленок...» («Голубые глаза и горячая лобная кость...»). А в «Заметках о поэзии» Мандельштам пишет: «Русский стих насыщен согласными и цокает, и щелкает и свистит ими». И еще о поэзии — о ее «посвисте, щелканье, шелестении, сверкании, плеске, полноте звука, полноте жизни, половодье образов и чувств».
В то же время Мандельштам часто возносится над окружающей жизнью, улетает — мыслью и воображением — в мир далекого прошлого: античности, средневековья, девятнадцатого века.
Александр Блок записал в дневнике от 22 октября 1920 года свои впечатления от О. Мандельштама, выступившего на вечере в клубе поэтов. По словам Блока, он был «гвоздем вечера»; «очень вырос», «виден артист». И дальше: «Его стихи возникают из снов — очень своеобразных, лежащих в областях искусства только».
Что же это за «сны»? Они похожи на странные и в то же время очень естественные поэтические видения, когда прошлое вдруг приближается к поэту.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины...

И вот уже проплывают перед мысленным взором автора названия древнегреческих, ахейских, судов, отправляющихся в поход против Трои, против тех, кто похитил красавицу Елену, жену спартанского царя Менелая. И оживает легенда, которой многие сотни лет.

И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Гомер «молчит» и вместе с тем не молчит, море Гомера древний «понт», подходит к изголовью поэта — он и невообразимая старина как будто глядят друг другу в глаза.
«Я не увижу знаменитой «Федры», — восклицает поэт, сетуя, что опоздал родиться и не увидит постановки трагедии французского драматурга Расина. Однако он с такими живыми подробностями описывает «старинный многоярусный театр», «прокопченную высокую галерею», «свет оплывающих свечей», что снова на наших глазах происходит чудо поэтического рождения — мы словно видим знаменитую «Федру» на сцене.
Сложными были взаимоотношения поэта с современностью. Не так-то просто было ему рассказать, говоря словами Маяковского, о времени и о себе. То он восклицает: «Нет, никогда, ничей я не был современник...», то, наоборот, убежденно утверждает:

Пора вам знать: я тоже современник —
Я человек эпохи Москвошвея,
Смотрите, как на мне топорщится пиджак.
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, —
Ручаюсь вам, себе свернете шею!
(«Полночь в Москве...»)

Стихотворение «За гремучую доблесть грядущих веков…» одно из лучших в наследии Мандельштама, может быть названо его поэтическим завещанием. Отвергая все мрачное, кровавое, все «волчье», он говорит о «высоком племени людей» о той человечности, которая ни с каким хищничеством не совместима.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

Настоящий поэт говорит не только «во весь голос» — его лирика удивляет и радует своим разноголосием. В стихах Мандельштама то слышится горькое сетование на неприкаянность, на глухое одиночество, не разделенное ни с другом, ни с читателем; то звучит тонкая, язвительная ирония над «бреднями» жизни, то беспокойное желание скрыться от невзгод, уехать туда, «где бы нас никто не отыскал». Но как ни велико отчаяние — поэт больше его. Вставая над обидами и бедами, выпрямляясь во весь свой поэтический рост, Мандельштам славит «высокое племя людей», утверждает долговечность поэзии — современницы «грядущих веков».

В одной из своих работ, увидевшей свет уже после смерти поэта, он так пишет о силе и могуществе поэзии: «Здесь дрожащая компасная стрелка не только потакает магнитной буре, но и сама ее делает». Истинная поэзия, говорит Мандельштам не только отражает бурю, но и сама ее вызывает, потрясая сердца читателей и слушателей. Таковы лучшие стихи самого Мандельштама, поэта, говоря его словами, не только на вчера и на сегодня.
3. Паперный