А. Бородин - Князь Игорь. Опера в 4-х действиях с прологом (5 пластинок)

А. Бородин - Князь Игорь. Опера в 4-х действиях с прологом (5 пластинок)

Альбом: 5 пластинок в картонном коробе + 2-х страничный буклет
Размер: 12" (гигант)
Запись: г.
Тип записи: стерео
Оборотов в мин.: 33
Состояние (диск/конверт): очень хорошее / очень хорошее
Производство: Россия
Фирма: Мелодия

Действующие лица и исполнители:
Князь Игорь И. ПЕТРОВ
Ярославна Т. ТУГАРИНОВА
Владимир Игоревич В. АТЛАНТОВ
Князь Галицкий А. ЭЙЗЕН
Кончаковна Е. ОБРАЗЦОВА
Хан Кончак A. ВЕДЕРНИКОВ
Овлур А. ЛАПТЕВ
Скула B. ЯРОСЛАВЦЕВ
Ерошка К. БАСКОВ
Няня И. ЗАЙЦЕВА

ХОР И ОРКЕСТР БОЛЬШОГО ТЕАТРА СССР.
Дирижер М. Эрмлер.

Звукорежиссер — А. ГРОСМАН

Счастливая мысль написать оперу на сюжет эпической поэмы «Слово о полку Игореве» принадлежит В. В. Стасову, вдохновителю многих выдающихся созданий русской музыки. «Мне казалось, — писал Стасов, — что тут заключаются все задачи, потребные для таланта и художественной натуры Бородина: широкие эпические мотивы, национальность, разнообразие характеров, страстность, драматичность».
Будущее подтвердило эти соображения критика. Могучий музыкальный талант Бородина ни в одном другом сочинении не высказался с такой полнотой и силой, как в единственной опере композитора, связанной с образами древнерусского эпоса.
«Мне этот сюжет ужасно по душе. Будет ли только по силам...» Подобно Мусоргскому, Бородин сам взялся за сочинение либретто оперы. Одновременно шла усиленная музыкальная разработка. Но, как это обычно происходило у Бородина, его научная и общественно-просветительская деятельность (Бородин был крупным ученым-химиком и одним из организаторов Высших женских врачебных курсов) почти не оставляла времени для планомерных занятий музыкой. А без этого, по его же собственным словам, «творчество, в большой вещи, как опера, немыслимо». «Некогда одуматься, перестроить себя на музыкальный лад», — писал Бородин. Сочинение растянулось на целых 18 лет (оперу, уже после смерти автора, завершили по сохранившимся черновым наброскам Римский-Корсаков и Глазунов). Но это нисколько не отразилось на художественном единстве произведения. Замечательное определение музыкального стиля оперы, задуманной как величавый эпос о походе Игоря, дано академиком Б. В. Асафьевым: «Эпическое спокойствие, плавность, простор, ширь и величие при колоссальном размахе творческой силы — наиболее характерная черта бородинской музыки. Зато когда в моменты драматического напряжения эта мощная полнозвучная музыка начинает медленно раскачиваться и приходить в состояние возбуждения, — ею овладевает стихийный порыв, в ней пробуждаются энергия и страстность. Но всегда и всюду в этой музыке звучит плавная и сочная мелодия...»
Эпичность «Игоря» — не только в разлитом спокойствии, монументальной поступи его музыки, но и в характере драматургии; действие оперы, как в созданиях народного эпоса, разворачивается неторопливо, от картины к картине, без драматических столкновений героев, обрисовка которых, в виде обособленных портретов, носит преимущественно монологический характер и сосредоточена в одной или нескольких ариях. В характеристике Игоря — это его героическая,
героико-романтическая ария «Ни сна, ни отдыха измученной душе», обращенная к мыслям о страждущей родине. В характеристике Кончака — ария, рисующая его грозным врагом, наделенным в то же время большой душевной щедростью и благородством. Весь Галицкий — это, в сущности, одна его пьяная, разгульная песня, которую он поет в первой картине первого действия; песня и разговор с девушками, требующими отпустить похищенную подругу. Последующая его сцена с Ярославной лишь дорисовывает уже готовый портрет. То же можно сказать о Кончаковне и Владимире Игоревиче; характеристика каждого из них складывается в основном из арии и любовного дуэта в картине половецкого стана; трепетное ожидание любовной встречи, страстное упоительное чувство, — и все это под покровом таинственной, чарующе-волшебной ночи...
Одухотворенный образ — соединение обаятельнейшего лиризма с высокой гражданственностью чувств — создал Бородин в портретной характеристике Ярославны: от тревог любящей женщины, от ариозо тоскливых раздумий о дорогом Ладе (в Прологе и первой картине первого действия) до глубокой боли за судьбы родины, что звучит в плаче-причитании в начале четвертого действия. Городская стена и площадь в Путивле. Раннее утро. Ярославна одна на городской стене. Здесь лирика, как голос личного чувства, личных невзгод приобретает подлинно эпическое звучание. Не обычный бытовой причет, а безутешное горе, вобравшее в себя переживания целого народа. Поэтому так органично, как прямое продолжение только что отзвучавшей лирики «плача», приходит, сливаясь с ней в одно целое, народная лирика гениального хора поселян: «Ох, не буйный ветер завывал, горе навевал...». «Никнет трава от жалости, а дерево с тоскою к земле приклонилось», — так проникновенно описал безвестный певец «Слова о полку Игореве» разорение, постигшее русскую землю после неудачного похода Игоря. Так, в духе летописных повествований о народных бедствиях, воплотил ту же историческую картину Бородин.
Эпическая трактовка драматического сюжета обусловила и характер других народных хоровых сцен оперы. Основанные на обобщенном претворении различных интонационных сфер народно-песенного творчества, они исполнены той широты и спокойствия, за которыми чувствуется огромная, исполинская сила. Это, однако, не лишает их глубокого драматизма звучания, когда того требует сюжетная ситуация, как, например, в том же хоре поселян или в сцене прихода думных
бояр («Мужайся, княгиня, недобрые вести тебе мы несем») с последующим набатом, возвещающим нашествие вражеских полчищ (2-я картина первого действия).
Большим драматическим напряжением отмечена и симфоническая картина затмения солнца в разгар торжественной народной «Славы» («Солнцу красному слава»), которой открывается могучий пролог оперы. По первоначальному замыслу композитора, хор этот, поражавший современников архаической силой своего звучания, должен был венчать собой монументальное здание всей оперы. Лишь впоследствии он был перенесен из эпилога в пролог.
«Опера «Князь Игорь» — родная сестра великой оперы Глинки «Руслан и Людмила», — писал Стасов. — В ней та же мощь эпической поэзии, та же грандиозность народных картин и сцен». На близость «Игоря» глинкинскему «Руслану» и еше шире, глинкинской оперной эстетике указывал сам Бородин. Об этом говорит и посвящение оперы: Бородин посвятил ее памяти Глинки.
Как и в «Руслане», в «Игоре» русскому миру, архаической русской древности противостоит эпически же воплощенный мир Востока, яркий, многокрасочно-живописный, исполненный любовной неги и вместе с тем могущественно-стихийный. Никакого окарика-туривания. Простой и строгой красоте русских характеров противопоставлены в опере такие же цельные характеры, но с иной культурой чувств и иными жизненными устремлениями. Бородин шел здесь прямо и непосредственно за Глинкой (вспомним восхитительные танцы польского акта в «Сусанине», восточные страницы в «Руслане»). Как проницательно заметил Асафьев, «пленяясь стихийной удалью половецких танцев и любовной негой южной степной ночи, слушатель все-таки делает выбор вместе с Игорем, т. е. предпочитает этически высокое чувство долга эстетическому «плену сознания»: когда в начале последнего акта развертывается в суровых красках картина путивльского разорения и когда «плач Ярославны» звучит скорбью душевного одиночества, а хор поселян несет над опустевшими полями песнь-плач о разоренной земле, забыто обаяние степной «вольной воли». Как желанное приходит возвращение из плена витязя-героя и его встреча с Ярославной под шумные возгласы ликующего финального хора народа.
В этом — сущность оперы, ее музыкальной драматургии, воплощенной с великим искусством великого художника.
С. Шлифштейн